Понятие «язык». Феминистская критика языка
Родоначальником попыток современного феминизма создать «нейтральный» в половом отношении язык был французский мыслитель-утопист Ш. Фурье. У него каждое название профессии или социальной группы имеет как мужской, так и женский вариант, его работы полны слов «цезарина», «калифа», «султанка», «маршалка», «офицерка». Первые социалисты-утописты обратили внимание на необходимость реформы языка.
Гендерные исследования в языке получили, однако, мощнейший импульс в конце 60-х – начале 70-х годов XX века благодаря так называемому Новому женскому движению в США и Германии, в результате чего в языкознании возникло своеобразное направление, названное феминистской лингвистикой, или феминистской критикой языка. Главная цель феминистской лингвистики состоит в разоблачении патриархата – мужского доминирования в системе языка и в изменении языка. Основополагающей в области лингвистики стала работа Р. Лакофф «Язык и место женщины», обосновавшая андроцентричность языка и ущербность образа женщины в картине мира, воспроизводимой в языке. В своем новаторском труде Р. Лакофф впервые употребила термин «женский язык». Первые эмпирические работы появились в 1975 году.
В Европе тема взаимосвязи языка и пола была впервые затронута лишь в 1978 г. на VIII Всемирном социологическом конгрессе в Упсале (Швеция). Годом позже состоялся Международный симпозиум по женской лингвистике в университете г. Оснабьюк (Германия). Зародившись в США, наибольшее распространение в Европе феминистская критика языка получила в Германии с появлением работ С. Тремель-Плетц и Л. Пуш. Существенную роль в распространении феминистской критики языка сыграли также труды Ю. Кристевой.
Многие феминистки рассматривают язык как мощный инструмент сохранения патриархальных ценностей. В частности, Д. Спендер говорит об английском языке как о «manmade» и считает, что он в его современном состоянии вносит немалый вклад в дело угнетения женщин. Она пишет, что «мужчины, как доминирующая группа, создали язык, мышление и действительность. Исторически это были структуры, категории и значения, созданные мужчинами, хотя, конечно, и не всеми мужчинами, а потом они «распространились» и на всех других мужчин. Женщины в этом процессе играли или незначительную роль, или вообще не участвовали». И далее Д. Спендер отмечает: «Когда одна группа имеет монополию в словообразовании, ее предубеждение может отразиться в семантике имен, которые она создает, и эти «новосозданные» помогают сохранить и закрепить заложенное в них первоначальное предубеждение». На основании этого она делает вывод, что «те, кто имеет власть называть этот мир, могут и оказывать на него воздействие» [29, с.780-783].
По мнению французского феминистского теоретика и психоаналитика Л. Иригарэ, патриархальный язык, представляющий себя как универсальный и нейтральный, на самом деле произведен в соответствии с мужским интересом. «Мы потеряем все характеристики так называемой нейтральности этого языка, пишет Иригарэ, если зададим вопрос о сексуальных показателях произношения кто говорит?, кому? и в чьих интересах? Обычно говорят мужчины – женщинам: мужчины-философы, мужчины-ученые, мужчины-писатели. Женщины остаются объектами восприятия и интерпретации, источником метафор и образов, необходимых для производства дискурса, пригодны для произношения, но отдельны от позиции производящих субъектов. Говорить же как женщина, по словам Иригарэ, - значит отрицать монополизм традиционной дискурсивной доминации» [27, с.176].
Основным ходом в языковой стратегии Л. Иригарэ является то, что она не знает спекуляций о том, чем должен быть женский язык, но называет, чем он не должен быть: он не должен основываться на фаллоцентризме – иерархической организации, полярных оппозициях, субъектно-предикативной форме и транспереводимости.
Таким образом, хотя язык и является очевидно «мужским», Иригарэ решительно против того, чтобы преобразовывать его в нечто гендерно-нейтральное. Не только потому, что эти поиски нейтрального тщетны (никто не может быть нейтральным ни к чему), но и потому, что это означает прибегнуть к пассивному голосу, который дистанцирует субъект от объекта и скрывает идентичность говорящего от слушающего или читающего. Иригарэ решительно утверждает, что женщины не найдут освобождения через абстрактную личность. Она пишет о том, что в языке науки не существует ни я, ни ты, ни мы. Запрещая подобную субъективность, наука часто маскирует таким образом истинную идентичность своих творцов и агентов. Иригарэ возмущается нежеланием науки, в частности, традиционной философии и психоанализа, нести ответственность за свои слова. Поэтому она назначает женщинам говорить «активным голосом» и обрести свою аутентичность.